Казнь зиновьева и каменева. «кремлевское дело» зиновьева — каменева

Процесс и приговор

Следствие по делу велось с 5 января по 10 августа 1936 года под руководством Г. Г. Ягоды и Н. И. Ежова . Среди подследственных были осужденные в январе 1935 года по делу «Московского центра» и отбывавшие наказание Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев. 15 августа 1936 года Прокуратура СССР известила о результатах следствия, проведенного НКВД и о предании суду группы заговорщиков и террористов .

Дело о так называемом «Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре» рассматривалось Военной коллегией Верховного суда СССР на открытом судебном заседании в Москве в Октябрьском зале Дома Союзов . 19 августа 1936 года Военная коллегия Верховного суда под председательством армвоенюриста В. В. Ульриха в составе членов корвоенюриста И. О. Матулевича, диввоенюриста И. Т. Никитченко , диввоенюриста И. Т. Голякова при секретаре военюристе первого ранга А. Ф. Костюшко при участии прокурора А. Я. Вышинского приступила к рассмотрению дела.

Подсудимые составляли две не связанные между собой группы.

В одну группу входили известные большевики, участвовавшие в 1926-1927 гг. в «объединенной оппозиции »:

И. И. Рейнгольд

Они обвинялись в том, что:

в соответствии с директивой Л. Д. Троцкого организовали объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийства руководителей ВКП(б) и Советского правительства;
подготовили и осуществили 1 декабря 1934 года через ленинградскую подпольную террористическую группу злодейское убийство Кирова ;
создали ряд террористических групп, готовивших убийство И. В. Сталина , К. Е. Ворошилова, А. А. Жданова, Л. М. Кагановича, Г. К. Орджоникидзе, С. В. Косиора, П. П. Постышева.

В другую группу входили 5 бывших членов Компартии Германии , эмигрировавших в СССР : , некоторые из которых когда-то сочувствовали Левой оппозиции, другие были агентами НКВД .

Фриц-Давид (И.-Д. Круглянский)
В. П. Ольберг
К. Б. Берман-Юрин
М. И. Лурье
Н. Л. Лурье

Они обвинялись в том, что, будучи якобы членами подпольной троцкистско-зиновьевской террористической организации, являлись активными участниками подготовки убийства руководителей партии и правительства.

По мнению обвинения, осенью 1932 года подпольная троцкистская организация в СССР, выполняя указания Л. Д. Троцкого из-за границы, объединила усилия с подпольной зиновьевской организацией. Образовался «объединённый центр», в котором троцкисты были представлены Смирновым, Мрачковским и Тер-Ваганяном, а зиновьевцы - Каменевым, Евдокимовым, Бакаевым и самим Зиновьевым. Конечная цель их была - захват власти. Как утверждало обвинение, заговорщики не тешили себя надеждой заручиться поддержкой народа, ибо под руководством Сталина СССР успешно строил социализм. Оставалось только одно - убить Сталина и других вождей партии и правительства .

Всё началось в марте 1932 г., когда Троцкий в открытом письме (экземпляр которого нашёлся между двойными стенками чемодана Гольцмана) выступил с призывом убрать Сталина, то есть убить его. Троцкий из Норвегии заправлял всем заговором, а главными заговорщиками в СССР являлись Зиновьев и Каменев (которые с конца 1932 до 1933 года отбывали ссылку, а в -1936 годах находились под арестом и даже недолгое время на свободе оставались под неусыпным наблюдением ОГПУ). Шифрованные донесения от Троцкого заговорщикам якобы передавал Смирнов (который с января 1933 г. сидел в тюрьме). По материалам обвинения центр дал команду группе Николаева-Котолынова убить Кирова в Ленинграде. Планировалось ещё много покушений, но каждый раз выходила осечка. Выполняя указание Смирнова, Гольцман якобы встретился осенью 1932 г. с сыном Троцкого Львом Седовым и самим Троцким в копенгагенском отеле «Бристоль». Именно там последний и сказал, что Сталина необходимо убить («убрать»). В 1934 году Бакаев, Рейнгольд и Дрейцер дважды пытались выполнить эту установку, но безуспешно. В 1935 г. Берман-Юрин и Фриц Давид хотели убить Сталина на VII конгрессе Коминтерна , но у них ничего не вышло: первого просто не пустили в здание, а второй хотя и прошёл со своим браунингом, но не мог подойти на расстояние выстрела. Повинуясь переданному Седовым приказу Троцкого, Ольберг хотел застрелить Сталина на первомайских торжествах 1936 года , но не смог, так как был арестован до Первомая. Натану Лурье не удалось выполнить задание - убить Кагановича и Орджоникидзе , когда они приехали в Челябинск. Потом он не застрелил Жданова на первомайской демонстрации в Ленинграде в 1936 г. только потому, что оказался слишком далеко от него. Готовились покушения на Ворошилова , Косиора и Постышева , но все попытки провалились .

Единственным представленным суду вещественным доказательством, если не считать признаний самих подсудимых, был фальшивый гондурасский паспорт Ольберга. Единственной свидетельницей выступила бывшая жена Смирнова А.Н. Сафонова, которая сама была под следствием по обвинению в участии в заговоре Один из обвиняемых, Гольцман, признался в том, что он в 1932 г. встретился в копенгагенском отеле «Бристоль» с сыном Л. Д. Троцкого Львом Седовым, где последний передал ему инструкции Троцкого. В довершение всего Л. Д. Троцкий представил комиссии Дьюи, заседавшей в Мексике в начале 1937 г., документы, неопровержимо доказывавшие невозможность пребывания его сына Седова в Дании в 1932 г. Генеральный план террористических действий - письмо Троцкого от 1932 г. с требованием «убрать» Сталина посредством его убийства оказалось всего лишь «открытым письмом», написанным Троцким в марте 1932 г. и напечатанным в «Бюллетене оппозиции». В письме Троцкий, отвечая на вышедший в феврале указ о лишении его и членов его семьи советского гражданства, обвинял Сталина в том, что его курс заводит партию и страну в тупик, и в заключение писал: «Нужно наконец выполнить последний настоятельный завет Ленина - убрать Сталина». Таким образом, как писал «Бюллетень» в конце 1936 г., Ленин оказался первым террористом. Однако на мнимом тождестве слов «убрать» и «убить» строилось всё обвинение (в 1956 году Сафонова сообщила в Прокуратуру СССР, что ее показания, как и показания Зиновьева, Каменева, Мрачковского, Евдокимова и Тер-Ваганяна, «на 90 процентов не соответствуют действительности»; условные 10 процентов правды - реальная оппозиционная организация , существовавшая в 1931-1932 годах, реальные встречи, в других местах и с другими целями, номера «Бюллетеня оппозиции», найденные при аресте в чемодане Гольцмана, и т.д. - и легли в основу «террористического» сюжета ).

Предъявленные обвинения признали почти все подсудимые, за исключением И. Н. Смирнова и Э. С. Гольцмана, которые, как и на предварительном следствии, продолжали отрицать какую-либо свою причастность к террористической деятельности, хотя и были готовы подтвердить участие в работе подпольной оппозиционной организации (тем более что И. Смирнов ещё в 1933 году был осужден за это к 5 годам лишения свободы). Все 16 подсудимых были признаны виновными, 24 августа 1936 года их приговорили к высшей мере наказания - расстрелу. 25 августа 1936 года приговор привели в исполнение.

Пропагандистская кампания

После заявления Прокуратуры СССР 15 августа 1936 года о предстоящем суде в печати стали публиковаться многочисленные статьи и резолюции с осуждением «троцкистско-зиновьевской банды» . Так, например, 17 августа в «Правде» публикуется статья «Страна клеймит подлых убийц». В ходе процесса газета «Правда» ежедневно печатала его стенограмму. 20 августа «Литературная газета » выходит с редакционной статьей «Раздавить гадину!». 21 августа в газете «Правда» выходит коллективное письмо «Стереть с лица земли!», подписанное 16 известными писателями . После вынесения приговора также публиковались многочисленные резолюции с его одобрением.

Примечания

См. также

Литература

Судебный отчет по делу троцкистско-зиновьевского террористического центра. - М .: Народный комиссариат юстиции, 1936.
Реабилитация: Политические процессы 30-50-х гг. - М .: Издательство политической литературы, 1991. - С. 171-190.
Роговин В. З. . - М .: б.и., 1996.
О так называемом «Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре» // Известия ЦК КПСС . - 1989. - № 8.
«На процесс допускаются по спискам, утвержденным т. Ежовым» Документы РГАСПИ о «процессе 16-ти». 1936 г // Отечественные архивы . - 2008. - № 2. - С. 113-128.
Гинцберг А. И. Московские процессы 1936-1938 гг // Новая и новейшая история . - 1991. - № 6. - С. 10-23.

Ссылки

Бюллетень Оппозиции N 52-53 Октябрь 1936 г. (недоступная ссылка)

Сталинские репрессии
Репрессии
Дела
Процессы

«КРЕМЛЕВСКОЕ ДЕЛО» ЗИНОВЬЕВА - КАМЕНЕВА

«ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны как исключение применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае как допустимый правильный метод».

Из закрытой директивы ЦК ВКП(б)

Существуют имена, не мыслимые одно без другого. Как физический закон Бойля-Мариотта, так и имена Григория Евсеевича Радомысльского (Зиновьева) и Льва Борисовича Розенфельда (Каменева) связаны в истории СССР неразрывно. Это были политические близнецы не только по возрасту (оба родились в 1883 году и погибли в 1936 году), но и по политическим взглядам. Оба были сподвижниками В. И. Ленина и «прославились» тем, что в 1917 году, накануне Октябрьского восстания, оба выступали категорически против захвата власти большевиками, о чем и заявили в прессе. За это Ленин назвал их «предателями». Это, впрочем, не помешало «близнецам» занимать видные посты в партийных и советских органах. Так, Зиновьев с декабря 1917 года был председателем Петроградского совета, именно на нем лежит ответственность за организацию массовых расстрелов невинных людей в годы «красного террора». Каменев с ноября 1917 года был председателем ВЦИК, а с 1917 по 1926 год председателем Моссовета. Примечательно, что после потери дееспособности В. И. Лениным именно он предложил назначить И. В. Сталина на пост генерального секретаря партии - пост тогда незначительный и связанный с рутинной бумажной работой, пост, которому только Сталин сумел придать истинный блеск. Впрочем, когда Сталин стал прибирать к рукам власть, не кто иной, как Каменев на XIV съезде партии в 1925 году осмелился открыто заявить:

«Я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнять роли объединителя большевистского штаба… Мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя!» - после этого заявления Каменев был обречен, с этого мгновения его ждали подвалы Лубянки.

Он, как и Зиновьев, как и многие другие «пламенные ленинцы», не мог понять, что социалистическое государство не может не быть авторитарным, а сила авторитарного государства держится на непререкаемом авторитете именно вождя. В силу этих причин «ленинцы» первыми после уничтожения классовых врагов были обречены занять их места в концлагерях.

Зимой 1935 года органы НКВД арестовали в Москве большую группу сотрудников кремлевских учреждений. Им предъявили тягчайшее по тем временам обвинение в подготовке покушения на жизнь вождя. Организатором заговора назвали Л. Б. Каменева.

«Тов. И. В. Сталину.

Сейчас, 16 декабря в 19.50 вечера, группа чекистов явилась ко мне на квартиру и производит у меня обыск… Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично. Клянусь Вам всем, что только может быть свято для большевика, клянусь Вам памятью Ленина. Я не могу себе и представить, что могло бы вызвать подозрение против меня. Умоляю Вас поверить этому честному слову. Потрясен до глубины души.

Г. Зиновьев».

Обращение Зиновьева осталось без ответа.

В тот же вечер был арестован и Каменев. Он тоже пытался найти путь к чувствам товарища по партии, с которым некогда довелось провести не один день в далекой сибирской ссылке. Но тщетно.

В ходе расследования состав группы заговорщиков быстро расширялся. В сетях НКВД оказываются родственники, друзья, знакомые арестованных и даже случайные лица, имевшие несчастье встречаться с ними.

Всем этим людям приписывались связи с троцкистами и меньшевиками, белогвардейцами и монархистами, русскими эмигрантами и иностранной разведкой.

Дело получило глобальный размах. Средства массовой информации нагнетали невиданную истерию вокруг процесса. Теперь несчастным, обездоленным, полуголодным массам стало ясным, кто виновен во всех их бедах.

В первоначальном варианте обвинительного заключения отмечается, что Зиновьев и Каменев виновными себя не признали. Однако это обвинительное заключение к уголовному делу приобщено не было.

В ночь с 13 на 14 января 1935 года в подвалах Лубянки творилось нечто страшное, ибо на следующий день все обвиняемые дружно признали себя виновными по всем пунктам предъявленного обвинения, даже в убийстве Кирова. Обвинительное заключение было соответствующим образом исправлено.

15 января 1935 года в Ленинграде началось закрытое судебное разбирательство по делу «московского центра». Сохранилось свидетельство очевидца, что перед началом заседания следователь Рутковский обратился к подсудимому Каменеву со словами:

«Лев Борисович, вы мне верьте, вам будет сохранена жизнь, если вы на суде подтвердите свои показания».

Но Каменев ответил, что он ни в чем не виноват. Рутковский же продолжал настаивать:

«Учтите, вас будет слушать весь мир. Это нужно для мира». Первый суд приговорил «главного организатора и наиболее активного руководителя подпольной контрреволюционной группы» Зиновьева к 10 годам лишения свободы, «менее активного» члена «московского центра» Каменева к 5 годам. После оглашения обвинительного приговора по делу «московского центра» волна общественного возмущения происками «зиновьевцев» захлестнула всю страну. Эти настроения подогревало убийство Кирова, ответственность за которое прямо возлагалось на «зиновьевцев».

Сталину, однако, процесс показался недостаточно масштабным. И он дал указания привлечь к этому делу не только «зиновьевцев», но и «троцкистов». Так возник сценарий нового грандиозного процесса по делу «объединенного троцкистско-зиновьевского центра».

Из мест заключения были возвращены Каменев и Зиновьев, к ним добавили осужденных по делу «московского центра» «троцкистов» и недавно прибывших в СССР членов Компартии Германии.

К тому времени наиболее сломленным, падшим духом был основной обвиняемый - Зиновьев. Из тюремной камеры он писал отчаянные письма Сталину.

«В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это… Я… подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я Ваш душой и телом, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение».

Незадолго до суда по всем партийным организациям страны было разослано закрытое письмо ЦК ВКП (б) «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока». В нем прямо указывалось, что С. М. Киров был убит по решению «объединенного» центра этого блока. Кроме того, подчеркивалось, что «центр» «основной и главной задачей ставил убийство товарища Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Костора, Постышева». Как показывает сохранившийся в архиве ЦК КПСС рабочий экземпляр закрытого письма, эти фамилии были внесены в текст рукой Сталина. Судьба подсудимых была предрешена. 19 августа 1936 года Военная коллегия Верховного суда СССР приступила к открытому слушанию дела.

После оглашения обвинительного заключения прозвучал обязательный вопрос председательствующего к подсудимым: признают ли они себя виновными. Из 16 обвиненных вину признали 14, в том числе Зиновьев и Каменев. Они же призвали «нераскаявшихся» сознаться.

Полностью утратил самообладание Зиновьев. В первый же день процесса он принял на себя не только моральную и политическую, но и уголовную ответственность за убийство Кирова, подготовку других актов террора. Несколько большую стойкость в начале процесса проявил Каменев. Он, в частности, отверг попытки обвинения инкриминировать им «намерение физически устранить потенциальных свидетелей заговора». Однако в дальнейшем Каменев сдался. Чего стоит его заявление по поводу подготовки убийства Кирова.

«Я не знал, как практически шла эта подготовка, потому что практическое руководство по организации этого террористического акта осуществлял не я, а Зиновьев».

Между тем следствие не располагало даже какими бы то ни было фактическими доказательствами подготовки заговора - ножами, бомбами, револьверами. Поражало также количество неудач горе-террористов. Ни один из перечисленных на суде терактов не удался. Из последнего слова подсудимого Зиновьева: «Партия видела, куда мы идем, и предостерегала нас… Мой искаженный большевизм превратился в антибольшевизм, а через троцкизм я перешел к фашизму». Последнее слово Каменева:

«Какой бы ни был мой приговор, я заранее считаю его справедливым. Не оглядывайтесь назад. Идите вперед. Вместе с советским народом следуйте за Сталиным».

Наверное, они еще верили в справедливость, еще надеялись на снисхождение. После вечернего заседания 23 августа суд удалился на совещание. Оглашение приговора ожидалось к полудню следующего дня. Однако глубокой ночью подсудимые снова были доставлены в Октябрьский зал Дома Союзов. В 2 часа 30 минут Ульрих огласил приговор.

Все подсудимые признавались виновными по статье 58-8 (совершение террористического акта) и статье 58–11 (организация деятельности, направленная к совершению контрреволюционных преступлений) Уголовного кодекса РСФСР. Все приговаривались к расстрелу с конфискацией.

По закону осужденные к смертной казни имели право в течение 73 часов обратиться в Президиум ЦИК СССР с ходатайством о помиловании.

Первым поспешил воспользоваться этой возможностью Зиновьев.

«В Президиум ЦИК СССР.

Заявление

О совершенных мною преступлениях против Партии и Советской Власти я сказал до конца пролетарскому суду.

Прошу мне верить, что врагом я больше не являюсь и остаток своих сил горячо желаю отдать социалистической родине.

Я прошу Президиум ЦИК СССР о помиловании меня.

Несколько часов спустя поступило ходатайство Каменева. Оно написано предельно кратко; чувствуется, как непросто дались осужденному эти несколько строк. «Глубоко раскаиваюсь в тягчайших моих преступлениях перед пролетарской революцией, прошу, если Президиум не найдет это противоречащим будущему делу социализма, дела Ленина и Сталина, сохранить мне жизнь. Л. Каменев».

Президиум ЦИК проявил исключительную оперативность. Ходатайства осужденных по данному делу были рассмотрены немедленно. Ни одно из них удовлетворено не было. Приговор остался в силе.

Зиновьева люди Ягоды несли на расстрел на носилках. До последнего своего мгновения он просил свидания со Сталиным, молил о пощаде, валялся в ногах у конвоиров.

«Перестань же, Григорий, - промолвил Каменев - Умрем достойно».

Когда же пришло его последнее мгновение, Каменев не просил ни о чем и принял смерть молча.

Неужели он осознал, что его действительно настигла кара, как соучастника колоссального заговора против целой страны - России, - осуществленного 7 ноября 1917 года.

Имена Григория Евсеевича Радомысльского (Зиновьева) и Льва Борисовича Розенфельда (Каменева) связаны в истории СССР неразрывно. Это были политические близнецы не только по возрасту (оба родились в 1883 году и погибли в 1936 году), но и по политическим взглядам.

Оба были сподвижниками В.И. Ленина и «прославились» тем, что в 1917 году, накануне Октябрьского восстания, оба выступали категорически против захвата власти большевиками, о чем и заявили в прессе. За это Ленин назвал их «предателями».

Это, впрочем, не помешало «близнецам» занимать видные посты в партийных и советских органах. Так, Зиновьев с декабря 1917 года был председателем Петроградского совета, именно на нем лежит ответственность за организацию массовых расстрелов невинных людей в годы «красного террора». Каменев с ноября 1917 года был председателем ВЦИК, а с 1917-го по 1926 год председателем Моссовета.

Примечательно, что после потери дееспособности В.И. Лениным именно он предложил назначить И. В. Сталина на пост генерального секретаря партии — пост, тогда незначительный и связанный с рутинной бумажной работой, пост, которому только Сталин сумел придать истинный блеск.

Впрочем, когда Сталин стал прибирать к рукам власть, не кто иной, как Каменев, на XIV съезде партии в 1925 году осмелился открыто заявить:

«Я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба... Мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя!»

Зимой 1935 года органы НКВД арестовали в Москве большую группу сотрудников кремлевских учреждений. Им предъявили обвинение в подготовке покушения на жизнь вождя. Организатором заговора назвали Л.Б. Каменева.

«Тов. И.В. Сталину.

Сейчас, 16 декабря в 19.50 вечера, группа чекистов явилась ко мне на квартиру и производит у меня обыск... Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично. Клянусь Вам всем, что только может быть свято для большевика, клянусь Вам памятью Ленина. Я не могу себе и представить, что могло бы вызвать подозрение против меня. Умоляю Вас поверить этому честному слову. Потрясен до глубины души.

Г.Зиновьев"

Г.Е. Зиновьев (Радомысльский)

Обращение Зиновьева осталось без ответа.

В ходе расследования состав группы заговорщиков быстро расширялся. В сетях НКВД оказались родственники, друзья, знакомые арестованных и даже случайные лица, имевшие несчастье встречаться с ними.

15 января 1935 года в Ленинграде началось закрытое судебное разбирательство по делу «московского центра».

Первый суд приговорил «главного организатора и наиболее активного руководителя подпольной контрреволюционной группы» Зиновьева к 10 годам лишения свободы, «менее активного» члена «московского центра» Каменева к 5 годам.

После оглашения обвинительного приговора по делу «московского центра» волна общественного возмущения происками «зиновьевцев» захлестнула всю страну. Эти настроения подогревало убийство Кирова, ответственность за которое прямо возлагалась на «зиновьевцев».

Сталину, однако, процесс показался недостаточно масштабным. Так возник сценарий нового грандиозного процесса по делу «объединенного троцкистско-зиновьевского центра».

Л.Б. Каменев (Розенфельд)

К тому времени наиболее сломленным, падшим духом был основной обвиняемый — Зиновьев. Из тюремной камеры он писал отчаянные письма Сталину.

«В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это... Я... подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я Ваш душой и телом, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение».

Незадолго до суда по всем партийным организациям страны было разослано закрытое письмо ЦК ВКП (б) «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока». В нем прямо указывалось, что СМ. Киров был убит по решению «объединенного» центра этого блока. Кроме того, подчеркивалось, что «центр» «основной и главной задачей ставил убийство товарищей Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Косторова, Постышева». Как показывает сохранившийся в архиве ЦК КПСС рабочий экземпляр закрытого письма, эти фамилии были внесены в текст рукой Сталина. Судьба подсудимых была предрешена.

19 августа 1936 года Военная коллегия Верховного суда СССР приступила к открытому слушанию дела.

После оглашения обвинительного заключения прозвучал обязательный вопрос председательствующего к подсудимым: признают ли они себя виновными? Из 16 обвиненных вину признали 14, в том числе Зиновьев и Каменев. Они же призвали «нераскаявшихся» сознаться.

Из последнего слова подсудимого Зиновьева:

«Партия видела, куда мы идем, и предостерегала нас... Мой искаженный большевизм превратился в антибольшевизм, а через троцкизм я перешел к фашизму».

Последнее слово Каменева:

Все подсудимые признавались виновными по статье 58—8 (совершение террористического акта) и статье 58—11 (организация деятельности, направленная к совершению контрреволюционных преступлений) Уголовного кодекса РСФСР. Все приговаривались к казни через расстрел с конфискацией.

Зиновьев до последнего своего мгновения просил свидания со Сталиным, молил о пощаде, валялся в ногах у конвоиров.

«Перестань же, Григорий, — промолвил Каменев. — Умрем достойно».

Когда же пришло его последнее мгновение, Каменев не просил ни о чем и принял смерть молча.

Сталин не щадил даже своих самых близких друзей по партии, каким был Григорий Константинович Орджоникидзе, человек высоких; принципов, долга, человеческой порядочности и чести. Вероломство Сталина даже в отношении самых близких ему людей - Серго Орджоникидзе, Алеши Сванидзе, Сергея Кирова был о потрясающим, не умещающимся ни в какие рамки человеческой морали и нравственности.

Волны террора, сталинщины нарастали с ужасающей силой.

События, связанные с террором 1934 года, подготовляли страшный террор 1937 - 1938 годов. Единовластие диктатора возрастало с неослабевающей силой.

Процесс над Зиновьевым и Каменевым

В январе 1935 г. состоялся политический процесс над бывшими лидерами оппозиции - Г. Е, Зиновьевым, Л. Б. Каменевым, Г. Е. Евдокимовым, А. М. Гертик, И. П. Бакаевым, А. С. Куклиным, Я. В. Шаровым и другими - всего было посажено на скамью подсудимых 19 человек. Выездную сессию Верховного суда СССР возглавили В. Удьрих, И, Матулевич, А. Горячев.

«Уже тогда, в 1935 году, стало ясно, - писалось в Кратком курсе истории ВКП(б),-что зиновьевская группа является замаскированной белогвардейской организацией, которая вполне заслуживает того, чтобы с ее членами обращались как с белогвардейской организацией, которая вполне заслуживает того, чтобы с се членами обращались.как с белогвардейцами». И это писалось о людях, делавших революцию! «Заговорщиков» обвиняли в соучастии в подготовке убийства Кирова.

В декабре, 1934 года Зиновьев, Каменев и другие были арестованы. Сразу после ареста 18 декабря 1934 г. Зиновьев обратился с письмом к Сталину. «Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично. Клянусь вам всем, что только может быть свято для большевика, клянусь вам памятью Ленина. Умоляю Вас поверить этому честному слону. Потрясен до глубины души». Это письмо было направлено Ягодой Сталину и осталось без ответа. Когда было предъявлено обвинение Каменеву в принадлежности к организации, «поставившей себе целью устранение руководителей Советской власти», он заявил: «Изо всех сил и со всей категоричностью я обязан протестовать против такой формулировки, как абсолютно несоответствующей действительности». Заместитель прокурора Л.

Вышинский, и следователь по особо важным делам Л. Шейнин подписали обвинительное заключение, утвержденное прокурором И. Акуловым, по делу «московского центра», которого не было в природе, но он был воссоздан умелой рукою Сталина. Следователи по делу не имели достаточ ного опыта добывания показаний насильственным путем, и поэтому на суде не удалось доказать связь деятелей «московского центра» с убийством Кирова. Даже в «Обвинительном заключении» признавалось:«Следствием не установлено фактов, которые дали бы основание предъявить членам “московского центра" прямое обвинение в том, что они дали согласие, или давали какие-либо указания по организации совершения террористического акта, направленного против Кирова» . Поэтому Зиновьев был осужден на 10 лет заключения, а Каменев «как менее активный участник группы к 5 годам лишения свободы». Различные сроки заключения были даны другим обвиняемым.

Сталин прицеливался к применению более жестоких мер к своим главным политическим противникам - Зиновьеву и Каменеву. В частности, в июле 1935 г. состоялся новый закрытый процесс по малоизвестному «кремлевскому делу» над Каменевым, его братом художником Н. Б. Розенфельдом, сыном Троцкого инженером С. Л. Седовым, библиотекарями Кремля Е, К. Мухановой, 3. И. Давыдовой, Н. И. Бураго, комендантом Кремля П. И. Лукьяновым, начальником АХО П. Ф. Поляковым и другими. В соответствии с этим делом Каменеву и другим обвиняемым был увеличен срок лишения свободы. Каменев был осужден на 10 лет заключения. Это была «проба сил», проверка общественного мнения на приговор без улик, без доказательств.

Сталин настойчиво, последовательно продолжал преследовать свои жертвы. Репрессии, юридические законы все более ужесточались на протяжении 1935 и 1936 годов.

30 марта 1935 года был принят Закон об ответственности членов семей изменников Родины (ЧСИР). Если жена, дочь или сын не отрекались от своего мужа или отца (а.такие мужественные люди находились), они автоматически присуждались, к 8-летнему сроку заключения, или высылались в отдаленные районы страны - на Колыму, в Магадан и т. д. 7 апреля 1935 года ЦИК СССР принял бесчеловечный указ, разрешающий привлекать к уголовной ответственности детей с 12-летнего возраста. Дети могли быть даже приговорены к смертной казни!

Новый процесс над Зиновьевым, Каменевым и другими.

С весны 1936 года началась усиленная подготовка открытого судебного процесса над лидерами оппозиции по так называемому делу «Объединенного троцкистско-зиновьсвского террористического центра». Сталин режиссировал новый спектакль, стремясь окончательно сокрушить своих главных политических противников - Каменева и Зиновьева.

15 августа 1931 года но указке Сталина в «Известиях» появилось небольшое сообщение «В прокуратуре СССР», уведомлявшее, что Каменев, Зиновьев и другие лица предаются суду. Еще до судебного разбирательства во всех галетах сообщалось «о гневе трудящихся» - рабочих, колхозников, ученых, деятелей культуры - требовавших: «Никакой пощады врагам», «уничтожить гадов» и т. д.

Для нас ныне ясна степень искренности выносимых резолюций с требованием «уничтожить». Общество все более превращалось в беспощадную толпу. И вся эта бесчеловечность была целенаправленной и сопровождалась демонстрацией преданности «великому Сталину».

Помимо Каменева и Зиновьева, суду были преданы Иван Петрович Бакаев, член большевистской партии с 1906 года, в свое время возглавлявший Петроградскую ЧК; Григорий Еремеевич Евдокимов, в прошлом матрос, занимавший пост заместителя Петроградского Совета Иван Никитич Смирнов - член партии большевиков с 1903 г., который был одним из руководителей борьбы за установление Советской власти в Сибири, боролся против армий Колчака; Сергей Викторович Мрачконский - член большевистской партии с 1905 г., организатор борьбы за Советскую власть на Урале; Вагаршак Арутюнович Тер-Ваганян - один из руководителей большевиков в Армении, борцов за установление Советской власти, при Ленине он был редактором журнала «Под знаменем марксизма»; Ричард Витольдович Никель - сотрудник секретариата Зиновьева в Коминтерне, ранее он сотрудничал в ЧК в Ленинграде; Исаак Исаевич Рейптольд - помощник наркома финансов, близкий приятель Л. Б. Каменева; Кфим Александрович Дрейцер (он состоял в охране Троцкого, сражался против Колчака, против войск Пилсудского). Суду были преданы-Фриц Давид (Илья Израилевич Круглянский), один из бывших редакторов органа Компартии Германии «Роте Фане», затем секретарь Вильгельма Пика -лидера Германской компартии, а также Валентин Павлович Ольберг, журналист Конон Борисович Берман-Юрин, Моисей Ильич Лурье, Натан Лазаревич Лурье. Политический процесс подобного масштаба, когда на скамью подсудимых были посажены такие видные партийные деятели, как Каменев и Зиновьев был беспрецедентным.

Ровно восемьдесят лет назад завершился Первый московский процесс («процесс по делу троцкистско-зиновьевского центра»). Всем подсудимым вынесли смертный приговор.

Это был первый случай в советской истории, когда суд над мнимыми заговорщиками из своих же советских завершился не символическим тюремным сроком, не ссылкой, а немедленным расстрелом.

Технология процессов над вредителями и контрреволюционерами к тому моменту уже была обкатана, но теперь под раздачу стали попадать и вполне правоверные коммунисты. Сталин, вероятно, хотел понять, как общество отреагирует на жестокий приговор тем, кого оно еще совсем недавно боготворило.

Для показательного разгрома выбрали некоторых активистов так называемой «объединенной (левой) оппозиции» образца 1927 года — тогда разбитые уже троцкисты в отчаянной попытке сохранить фракционность и «партийную демократию» попытались соединиться с проигравшими аппаратную борьбу Зиновьевым и Каменевым.

Как они оказались у расстрельной стены? Чтобы это понять, нужно немного отмотать назад..........

Борьба за ленинское наследие, то есть за власть, началась еще при живом вожде.

Пока Ильич пребывал в овощном состоянии, бывшие соратники думали, как сбросить с пьедестала Троцкого. Троцкий (как по влиянию, так и по революционным заслугам) был в партии человеком номер два — Ленин имел процентов 60 власти, Лев Давидович примерно 40, но в отдельные моменты и в отдельных областях наступал полный паритет.

Троцкий, в конце концов, командовал пятимиллионной армией, а это в эпоху зачаточной государственности времён Гражданской войны была огромная сила. Он же курировал трудовые армии, прорывное изобретение большевиков (идея выглядела просто: денег трудящимся не надо, пусть работают за еду).

Мало кто из ленинской гвардии мог справиться с Троцким в одиночку, и в результате родился странный альянс — тройка Зиновьев-Каменев-Сталин. Именно с подачи Каменева Сталин стал генеральным секретарем ЦК и смог влиять на партаппарат без всяких ограничений (тоже своего рода красная новация).

Зиновьев и Каменев в описываемый период заметно усилились. Зиновьев-Радомысльский был полновластным хозяином Ленинграда — «колыбели трех революций». Более того, считалось, что из всех старых большевиков он ближе всего к Ильичу — Зиновьев вместе с Лениным скрывался в Разливе, спал с ним в одном шалаше и даже оставил об этом записки, пропитанные духом нежного товарищества.

Наконец, Зиновьев при Ленине стал главой исполкома Коммунистического интернационала, то есть руководил Коминтерном, который в огневые 20-е играл огромную роль и считался органом первостепенной важности — ещё были живы надежды на скорое наступление мировой революции. Культ Ленина, прочно утвердившийся в СССР — во многом заслуга именно Зиновьева, ставившего в политике на образ «истинного ленинца».

Каменев-Розенфельд вообще был нетипичным большевиком. Он изо всех сил пытался изображать образованного дореволюционного горожанина — трудно понять, как этот человек вообще очутился в шайке большевиков. У красных Каменев почти всегда выглядел белой вороной из-за своей мягкости и полного отсутствия радикализма. Ленин держал его как ценного агитатора: Розенфельд в образе доброго доктора Айболита разъезжал по всей стране, символизируя «человеческое лицо» большевизма. Еще в годы Гражданской войны он возглавил Моссовет и владел столицей до самой опалы.

Добившись победы над Троцким, Каменев и Зиновьев поняли страшное — они собственными руками выкормили свою смерть. Сталин, уже укрепивший свои аппаратные позиции, скооперировался с Бухариным против бывших соратников. Решив сделать ставку на «ленинское наследие», Зиновьев и Каменев заручились поддержкой Крупской, вдовы вождя. Но Сталин оказался слишком силен, поэтому к союзу пришлось склонять недавних противников — троцкистов. Получившийся альянс ужа с ежом назвали «объединенной оппозицией».

На съезде ВКП(б) Каменев открыто выступил против Сталина, заявив, что товарищ Коба не должен и не может быть единоличным лидером партии. Каменева поддержал Зиновьев, но сталинская группа сумела отбить удар. На последовавшем вскоре пленуме ЦК объединенные оппозиционеры предприняли новую атаку на Сталина — на этот раз под предлогом борьбы с бюрократизацией партийного аппарата, но Иосиф Виссарионович уже имел поддержку большинства и в этот раз отбился без большого труда. А дальше будущий отец народов перешёл в контратаку — добился смещения Зиновьева и Каменева со всех постов. Зиновьев лишился власти в Коминтерне и Ленинграде, а Каменев в Моссовете.

Но этого Кобе показалось мало, и через несколько месяцев Зиновьев с Каменевым вылетели из состава ЦК и Политбюро. В конце 1927 года внутрипартийная борьба обострилась до предела.

На октябрьском пленуме Троцкого чуть не избили: -

«В стенограмме не указано также, что с трибуны Президиума мне систематически мешали говорить. Не указано, что с этой трибуны брошен был в меня стакан (говорят, что тов. Кубяком), в стенограмме не указано, что один из участников Объединенного пленума пытался за руку стащить меня с трибуны, и пр. и пр.

Во время речи тов. Бухарина, в ответ на реплику с моей стороны, тов. Шверник также бросил в меня книгу».

Стороны обвиняли друг друга во всех мыслимых и немыслимых грехах. Оппозиционеры кричали, что Сталин предал революцию, не хочет разжигать мировой пожар, провалил всё дело в Китае. Коба в ответ напоминал, что Каменев и Зиновьев вообще голосовали против октябрьского вооруженного выступления, а Каменев так и вовсе якобы слал приветственные телеграммы отрекшемуся Михаилу Александровичу.

7 ноября 1927 года прошла последняя крупная оппозиционная акция в советской истории — параллельное празднование годовщины Октябрьской революции, устроенное оппозиционерами в Москве и Ленинграде. На демонстрацию напали сторонники Сталина, Троцкий пытался ораторствовать, но его закидали камнями.

Закончилось всё тем, что в 1927 году Зиновьев и Каменев были исключены из партии. При этом Зиновьева выгнали вместе с Троцким — якобы потому, что эти двое не выполнили обещание отказаться от фракционности. В постановлении ЦК говорилось:

«Товарищи Троцкий и Зиновьев вторично обманули партию и грубейшим образом нарушили взятые ими на себя обязательства, не только не уничтожив „элементов фракционности“, но, наоборот, доведя фракционную борьбу против партии и ее единства до степени, граничащей с образованием новой антиленинской партии совместно с буржуазными интеллигентами».

Разгромив своих политических противников, Сталин сразу же перехватил их лозунги, объявив форсированную индустриализацию, коллективизацию, сворачивание НЭПа и борьбу с кулачеством. Это окончательно добило объединенную оппозицию. Что делать, если Сталин не только задавил тебя аппаратно, но и украл твою повестку? Приходилось ругать Кобу за неправильную коллективизацию, а это выглядело жалко.

Но это Троцкий. А вот Зиновьев и Каменев, видимо, не ожидали такого поворота. Им не впервой было оказываться в оппозиции — шутка ли, люди выступали против Октября. Они тогда не только не поддержали революцию, назвав ее преждевременной и предложив взять власть через Учредительное собрание, но и выдали планы вооруженного восстания, выступив по этому вопросу в «Новом времени». Ленин пришёл в ярость — требовал выгнать обоих из ЦК и исключить из партии. Однако партия их отстояла, а Ильич вскоре остыл.

Вполне возможно, что Зиновьев и Каменев как уважаемые старые большевики и теперь рассчитывали на заступничество партии. Расчёт не оправдался: Сталин уже обновил кадры, весь аппарат перестроил под свои нужды, поэтому вместо заступничества товарищи получили плевки и оплеухи.

В 1928 году дуэт синхронно кается в своих грехах перед партией и товарищем Сталиным и в награду получает членство в партии — но, разумеется, не прежние высокие посты. Зиновьев становится ректором Казанского университета, Каменев возглавляет сначала Научно-техническое управление ВСНХ, а потом концессионный комитет при СНК, то есть в административном смысле получает уши от мёртвого осла — с 1927 года иностранные концессии в советской стране стали сворачивать ударными темпами.

Но и это продолжалось недолго. Уже в 1932 году оба старых большевика вновь оказались в опале в связи с делом «Союза марксистов-ленинцев». Хотя этот союз в основном уклонялся вправо, в нем состояло несколько бывших сторонников Зиновьева и Троцкого. Союз разгромили очень быстро, и Сталин, уже окончательно переставший стесняться, охарактеризовал его как контрреволюционный и белогвардейский.

Все попавшиеся активисты были осуждены по 58-й статье. Это стало удобным поводом еще раз пнуть поверженных соперников. И Зиновьева, и Каменева вновь исключили из партии — на этот раз за недоносительство. Каменев уехал в ссылку в Минусинск, Зиновьев — на 4 года в Кустанай.

Однако уже в следующем году оба были возвращены в Москву решением Политбюро. На этот раз они получили еще менее значительные должности. Каменев стал директором издательства, а Зиновьев — одним из членов редколлегии журнала «Большевик». Зиновьеву как ручному клоуну даже позволили выступить на XVII съезде партии («Съезд Победителей», он же — «Съезд Расстрелянных»).

Речь Зиновьева на этом мероприятии в своём роде замечательна — это один из лучших образцов советского политического лизоблюдства: -

«Мне приходится, разумеется, по своей собственной вине, исключительно по своей собственной вине, говорить только об ошибках и иллюстрировать собой, представлять собой живую иллюстрацию того, в борьбе с какими уклонами, в борьбе с какими неверностями, с какими ошибками и вопиющими отходами от ленинизма партия во главе с ее руководством достигла тех успехов, к которым сейчас присматривается весь мир.

Товарищи, одно перечисление всех главных моих теоретических и политических ошибок взяло бы слишком много времени. Я не думаю, чтобы это было нужно, чтобы я мог претендовать на отнятие у съезда дорогого времени. Я говорил и писал о своих ошибках, и я буду это делать в печати и на собраниях, буду говорить обязательно об этом и дальше, для того чтобы на своем собственном примере показать незыблемость основных законов марксизма-ленинизма, которые я попытался нарушить и которые отомстили за себя так, как это и должно было быть.

Я попытался нарушить основные законы марксизма-ленинизма, основные законы диктатуры пролетариата, записанные Марксом, Энгельсом и Лениным, записанные нашей партией, и, естественно, результат должен был получиться такой, какой получился.

И я спрашиваю себя теперь, как могло это случиться, как могло случиться, что я оказался в тесном союзе с троцкистами, которые шли уже на указанную стезю? Возможно ли это, спрашиваю я себя иногда.

Очевидно возможно! Возможно, если не слушаешь партию, возможно, если не слушаешь ее испытанного в течение десятков лет руководства, если не слушаешь старых товарищей, если не слушаешь рабочих-большевиков, старых основных партийных кадров, с которыми вместе вырос и которые тебя предостерегали и предостерегали,

которые увещевали и увещевали и которые потом били и били, били поделом, когда не слушаешь всего этого, когда отходишь от этого, когда пытаешься не подчиняться партии, когда возомнишь, что ты можешь лучше сказать, чем партия, что ты видишь лучше, чем видит партия, тогда попадаешь в то положение, в какое я, товарищи, и попал.

Товарищи, сколько личных нападок было со стороны моей и других бывших оппозиционеров на руководство партии и в частности на товарища Сталина! И мы знаем теперь все, что в борьбе, которая велась товарищем Сталиным на исключительно принципиальной высоте, на исключительно высоком теоретическом уровне, — что в этой борьбе не было ни малейшего привкуса сколько-нибудь личных моментов.

И именно, когда я глубже, по выражению товарища Кагановича, понял свои ошибки и когда я убедился, что члены Политбюро, и в первую очередь товарищ Сталин, увидев, что человек стал глубже понимать свои ошибки, помогли мне вернуться в партию, — именно после этого становится особенно стыдно за те нападки, которые с нашей стороны были».

Зиновьеву вторил Каменев, не сильно от него отставая: -

«В то время как достойнейшие его ученики и преемники во главе конечно с товарищем Сталиным, не теряя ни минуты, сжав зубы, не допуская никаких колебаний, подхватили знамя, вырванное смертью из рук покойного вождя, и стали неуклонно, не колеблясь, не оглядываясь, применять его заветы в новой, сложной, трудной, каждый день осложнявшейся обстановке, мы, т. е. та группа, к которой тогда принадлежал и я лично, мы сразу сдали, мы заколебались в том, в чем колебаться не было позволено ни одному коммунисту.

Люди, которых Сталин называл совершенно правильно мелкобуржуазными интеллигентскими „кривляками“, перекатились в лагерь контрреволюции. Когда мы открыли ей ворота, товарищ Сталин не стал уже говорить о „неверии“, а стал срывать с нас маску „левой“ фразеологии и под этой маской обнажать подлинное лицо социал-демократии и капитулянтства. Он был прав, тысячу раз прав.

Товарищи, я высказал свое глубокое сожаление о тех ошибках, которые я делал. Я хочу сказать с этой трибуны, что я считаю того Каменева, который с 1925 по 1933 г. боролся с партией и с ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собою по библейскому (простите) выражению эту старую шкуру (Cмех в зале)».

Хорошо посмеялись. Это был настоящий триумф. Товарищ Коба мог ликовать, покуривая трубочку. Ему удалось не просто разгромить двух крупных политических противников, но и заставить их унизиться — причём прилюдно и добровольно.

К сожалению для Каменева, Зиновьева и ещё нескольких миллионов человек, по горским понятиям даже поверженный враг остаётся врагом — поэтому его надо на всякий случай вырезать вместе с семьёй и кунаками. Товарищ Сталин ждал удобного случая, и случай представился — 1 декабря 1934 года. В этот день был убит сталинский глава Ленинграда Сергей Киров..............

Случалось, что советских деятелей убивали, но это происходило либо в разгар Гражданской войны (как с Урицким), либо за границей (Воровский и Войков). А тут авторитетного товарища убили прямо на рабочем месте во втором по значению городе Союза — невиданное дело, дерзкий вызов. Убийцей оказался бывший партийный активист Леонид Николаев. Разумеется, никаким антисоветчиком он не был (даже своего сына назвал Марксом), а все 20-е годы числился на партработе: то в комсомоле, то в рабоче-крестьянской инспекции, то в ленинградском обкоме.

Но за год до убийства он был унизительно изгнан из рядов за отказ уехать на работу в провинцию. Николаев был до глубины души оскорблен этим увольнением и долго добивался восстановления в партии — и добился, но к тому моменту в больном сознании активиста уже созрел план мести надменному Кирову. Окончательно эту версию закрепил дневник Николаева, рассекреченный несколько лет назад — из него ясно, что убийца действовал в одиночку. Но Сталин сразу дал указание привлечь по делу побольше людей.

Расследование кончилось уже через 28 дней после убийства. Николаева расстреляли, вместе с ним казнили 13 его близких друзей и родственников, якобы членов некоего зиновьевского ленинградского центра. Под суд пошли несколько чекистов — за халатность. Тем не менее дело стало провалом Ягоды..........

Во-первых, он неохотно работал над «разоблачением гнусной подлости троцкистско-зиновьевского отродья» и считал, что это явно лишнее. Во-вторых, нарком не распознал мановения начальственной длани и не догадался, что ему нужно делать (охотиться на зиновьевцев) — а зачем хозяину недогадливый цепной пёс? Генрих Ягода ход мысли Сталина не уловил, и его дни во главе НКВД были сочтены.

Сталин сориентировался быстро — понял, что момент с убийством Кирова исключительно благоприятен для революции сверху. Прямо в тот же день Коба настоял на ускоренном порядке рассмотрения террористических дел: в десятидневный срок, без права на обжалование приговора.

Зиновьева и Каменева арестовали: вождь и учитель хотел повесить на них организацию убийства Кирова. Логика была проста — Киров сменил Зиновьева во главе Ленинграда, Зиновьев хотел отомстить. Как бывший хозяин города, он должен был иметь в местной администрации множество своих людей, которые коварно укрылись от чисток и теперь проявили себя.

Но Ягода упорствовал — судя по всему, он не дал своим людям санкции на силовые методы допроса. Во всяком случае, ни Зиновьеву, ни Каменеву так и не удалось навесить организацию убийства, они соглашались взять на себя максимум «моральную ответственность». Глупость, но это позволило Сталину упрятать дуэт за решетку на пять лет.

Через несколько месяцев усилиями понятливого Ежова было раскручено так называемое Кремлевское дело — группу кремлевских библиотекарей обвинили в попытке организации покушения на Сталина и свержения советской власти. Ежов притянул уже сидевшего в тюрьме Каменева, и тому изменили пятилетний срок на десятилетний.

Пока Зиновьев и Каменев сидели, Сталин совершил маленький переворот, расставив на ключевые посты новых людей, преданных лично ему. Новыми главами Ленинграда и Москвы становятся Жданов и Хрущев, пост генерального прокурора СССР получает Вышинский, бывший сокамерник Сталина, до этого прокурор РСФСР.

В секретари ЦК выдвигается неприметный кадровик Ежов, хорошо умевший понимать настроение патрона.

Под предлогом сначала проверки документов, а затем обмена партийных билетов начинается чистка в партии — из рядов с позором изгоняют 15–18% партийцев. Единственным членом Политбюро из его оригинального состава 1917 года остаётся сам Коба. Кроме того, Сталин выступил с программным манифестом:

«Надо покончить с оппортунистическим благодушием, исходящим из ошибочного предположения о том, что по мере роста наших сил враг становится будто бы все более ручным и безобидным. Такое предположение в корне неправильно. Оно является отрыжкой правого уклона, уверяющего всех и вся, что враги будут потихоньку вползать в социализм, что они станут в конце концов настоящими социалистами.

Не дело большевиков почивать на лаврах и ротозействовать. Не благодушие нам нужно, а бдительность, настоящая большевистская революционная бдительность. Надо помнить, что чем безнадежнее положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за крайние средства, как единственные средства обреченных в их борьбе с Советской властью. Надо помнить это и быть бдительным».

Теперь у Сталина все схвачено и готово для показательной расправы над бывшими союзниками. Он в доверительной беседе дает Ежову карт-бланш на новое расследование (Ежов и так уже неформально курировал дело Зиновьева и Каменева при ещё живом Ягоде). Отец народов на всякий случай прямо говорит Ежову, что по самым достоверным сведениям во всём виноват Зиновьев — что послушный нарком понимает как сигнал к действию. Зиновьев тем временем строчит из уральской тюрьмы проникновенные записки Сталину — обещает сделать всё что угодно, лишь бы доказать свою лояльность.

Следствие по делу длится около полугода. За это время под арест попадают многие видные деятели объединенной оппозиции, в основном бывшие троцкисты. Главной зацепкой в деле оказался чемодан товарища Гольцмана.

Гольцман был старым большевиком, сочувствовавшим идеям Троцкого, но ни в коем случае не активным троцкистом. Тем не менее во время гонений на оппозицию он остался вне поля зрения чекистов, а работал в наркомате внешней торговли — и регулярно выезжал за границу, где выполнял роль связного между Троцким и его сторонниками в СССР. Гольцмана арестовали.

При обыске у него дома обнаружили чемодан с двойным дном, в котором находились экземпляры «Бюллетеня оппозиции», издания Четвертого (троцкистского) интернационала — там печатал свои работы сам Лев Давидович и его заграничные сподвижники. В «Бюллетене» нашлось так называемое Открытое письмо Троцкого от 1932 года, обращённое к советской номенклатуре:

«Вы знаете Сталина не хуже моего. Многие из вас в беседе со мною лично или с близкими мне людьми не раз оценивали Сталина и оценивали без иллюзий. Сила Сталина всегда была не в нем, а в аппарате: или в нем, поскольку он являлся наиболее законченным воплощением бюрократического автоматизма. Отделенный от аппарата, противопоставленный аппарату Сталин — ничто, пустое место. Человек, который был вчера символом аппаратного могущества, завтра станет в глазах всех символом аппаратного банкротства. Пора расставаться со сталинским мифом. Надо довериться рабочему классу и его действительной, а не подделанной партии.

Разложение сталинской системы совершается с точным соблюдением намеченного оппозицией маршрута.

Вы хотите по этому пути идти дальше! Но дальше нет пути. Сталин завел вас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав сталинщину. Надо довериться рабочему классу, надо дать пролетарскому авангарду возможность, посредством свободной критики сверху донизу, пересмотреть всю советскую систему и беспощадно очистить ее от накопившегося мусора. Надо, наконец, выполнить последний настойчивый совет Ленина: убрать Сталина».

Слова «убрать Сталина» очень понравились следователям, поскольку их можно было трактовать по-разному. Например, как прямой приказ Троцкого убить Сталина. Именно на этой формулировке и строилось все обвинение.

Письмо 1932 года оказалось очень удобной уликой — к нему получалось притянуть всю оппозицию скопом: дескать, Троцкий еще в 1932-м приказал развернуть террористическую борьбу. Именно этот экземпляр «бюллетеня оппозиции» присутствовал на суде в качестве главного вещдока по делу — обвинение объявило его террористической инструкцией, полученной от Троцкого.

При этом значительная часть подсудимых на будущем процессе уже сидела в тюрьме по делу о «моральной ответственности» за убийство Кирова. Помимо Зиновьева и Каменева наказание уже отбывали активные оппозиционеры и близкие соратники Зиновьева по работе в Ленинграде — Евдокимов, Бакаев (бывший председатель питерской ГубЧК), Мрачковский (некогда крупный ставленник Троцкого в армии), Смирнов (бывший нарком почт и телеграфов и активный троцкист).

Остальные (Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, наполовину англичанин и человек Зиновьева в коминтерне, Ольберг, который вообще приехал из нацистской Германии всего за пару лет до процесса, спасаясь от преследований) были арестованы уже в ходе следствия.

Поскольку с главным вещдоком попался Гольцман, его раскручивали на показания со всем чекистским усердием. Гольцман признал, что встречался в Копенгагене с Троцким при посредничестве его сына Седова.

Чекисты, правда, не очень хорошо владели международной обстановкой, поэтому подследственный сообщил им, что виделся с немезидой революции в гостинице Бристоль (закрытой ещё в 1917 году).

Деталь просочилась в европейскую социал-демократическую печать и вызвала там хохот.........

Попытки навесить на Гольцмана еще и сотрудничество с гестапо не увенчались успехом — этот абсурд он отказывался подписывать даже под страхом смерти. А жаль: советские трудящиеся, свято убеждённые, что еврей-большевик работал на гестапо — это было бы красиво.

Процесс приобретал всё более фантастические формы.

Дошло до того, что на зиновьевцев повесили доведение до самоубийства бывшего зиновьевского секретаря Богдана, который покончил с собой после очередной антиоппозиционной сталинской чистки.

Теперь сталинское правосудие убеждало подсудимых, что они заставляли несчастного Богдана совершить покушение на товарища Сталина, а когда тот не смог этого сделать, приказали ему покончить с собой.

Видимо, у троцкистов были заведены самурайские порядки.